Посмотрел фильм «Антон тут рядом». Фильм документальный, сняла Любовь Аркус — основатель фонда по решению проблем аутизма в России. Собственно, фильм и посвящён проблеме аутизма — он про нелёгкую (и это слабо сказано) судьбу мальчика-аутиста. Отец ушёл из семьи, мать больна неоперабельным раком, парню светит интернат. История кончится хорошо, и фильм сам по себе хороший.

Внутри обязательно что-то шевельнётся. Безотносительно аутизма — стать таким Антоном очень просто. Достаточно, чтобы чуть-чуть «повезло» пережить автокатастрофу. Можно упасть с относительно небольшой высоты, скушать или выпить кое-что не то, достаточно слегка запустить не самую сложную инфекцию… хрупок человек. Порой я с ужасом осознаю, что вот это самое, что мы называем «богатым внутренним миром» на самом деле легко может провалиться так глубоко внутрь, что уже никогда не вернётся на поверхность.

Жалко всех. Жалко Антона (и всех похожих и непохожих «Антонов» вместе взятых), жаль маму, жаль отца, жаль режиссёра, жаль всю систему здравоохранения. Я сказал «жаль режиссёра»? Да, как человека. Потому что в какой-то момент с экрана на вас посмотрит лицо креакла, и повествование придётся здорово фильтровать, чтобы не подумать ненароком, что уважаемый человек использует любой повод, чтобы плюнуть в нелюбимый режим. Даже Антона.

Может быть, мы когда-нибудь просто прекратим, говоря о чём-то близком, о чём-то человечном, осторожно привлекать к этому политику? Сначала я думал, что я выдумал эти иносказания. Ну вот, показывают директора «элитного» интерната, женщину средних лет, которая говорит о том, что мальчик не может работать в группе, убегает, не социализируется. Всё бы ничего, но почему такой странный ракурс выбран? А потому, что там портрет Папы на стене висит. Путин выгнал мальчика из интерната? Путин написал этой тётке текст? Путин ест детей? Да перестаньте вы.

Потом интернат для взрослых. Лица больных людей, атмосфера безысходности и секунд на пятнадцать раскадровка — Путин по телевизору. Точно ест. И детей, и взрослых, вот вам истинный крест. Сульфозиновый. Про 37-й год тоже упомянут, но значительно позже.

Подруги провожают маму Антона в больницу на пересадку костного мозга. Явный кивок в сторону «Иронии судьбы» — разве что героиням в два раза больше годиков. Тётки давно сидят за столом, поют песни (почти те же самые) и произносят тосты, но осмысленный диалог продемонстрирован почему-то только один. Догадаетесь, про кого?

Красной нитью сквозь фильм проходит подчёркнутое нежелание Антона сосредоточиться на простой монотонной работе, которую ему предлагают в любом коллективе, в какой бы он не попал. Я не буду думать, что Антон противопоставляется обычному обществу психически нездоровых людей. Общество адаптирует их. Но Антон не хочет собирать выключатели, не хочет вставлять стержни в авторучки, не хочет делать детские игрушки, не хочет печь хлеб. Антон хочет писать буквы. Я не буду думать, что это намёк на то, что в обществе существует «креативный класс», но ответ на немой вопрос автора «доколе?» очень прост.

Хочешь быть в обществе — делай то, что общество хочет от тебя, или ищи другое общество. Я не буду думать, что автор пытается донести мысль, что тупое общество креативным быть запрещает. Вовсе нет. Пиши буквы, пиши лозунги и даже транспаранты — это вовсе не запрещено, пиши пожалуйста, но только за свой счёт.

Я не хочу думать обо всём этом, я хочу сопереживать несчастному парню, но меня просто вынуждает момент, в котором автор, разговаривая с лечащим персоналом, радостно, на камеру, крупным планом произносит в телефон «Я не имею к вам лично никаких претензий, у меня претензии к нашему правительству, а не в к вам» — и с довольной улыбкой выходит из кадра.

Любовь Юрьевна, так можно и до мышей дотрахаться.

А Антон — замечательный.

Запись опубликована дело мастера Шу. You can comment here or there.