Звонок для преподавателя
Oct. 21st, 2015 10:16 amчитать здесь
Сим техническим постингом официально сообщаю, что избавился практически от всех социальных сетей, за исключением безобидных, не занимающихся (пока?..) персонализациями a la EdgeRank и тому подобным. Набралось таковых немного, но я не расстроен, скорее, воодушевлён. Как-нибудь расскажу об этом поподробнее.
В блоге поднял для себя по старой памяти OpenID для того, чтобы логиниться с ним туда, куда раньше логинился при помощи Facebook. Если желаете проверить мою identity, все мои контакты (начиная от Skype и заканчивая мобильным номером — прежние). Если вы их не знаете — то вам, наверное, и проверять меня не надо.
Надеюсь, что в связи со всем вышесказанным смогу писать сюда чаще и интереснее.
Mirrored from Дело мастера Шу.
Цепочка повествования всегда раскручивается внезапно. На прогулке нашли шишку сосны. Маленькое плотное чешуйчатое образование. Зелёное. Я подумал, что в нём есть что-то ящерообразное. Жена предложила посадить и посмотреть, что вырастет. Я не верю, что если посадить, оно вырастет — рановато для сосны сбрасывать что-то, что должно расти. Не в снег же ему пускать корни? Пару дней шишка лежит на столе, и принимает вид шишки, какой мы её знаем. Чешуйки раскрываются, и вокруг образуется россыпь маленьких плотных тёмно-коричневых семян со светло-коричневыми крыльями. По одному крылу у каждого. Крылья совершенно мушиные, только что непрозрачные, семечко расположено в аккуратной петле у основания и легко из неё извлекается. Хвойные войска специального назначения, игольчато-смолистый десант. Подбрасываешь такого бойца и он начинает аккуратно вращаться и плавно опускается на землю с неба. Теперь я думаю, можно ли посадить эти семечки? Оплодотворённые ли они? Опять неверие. Держим ли мы в руках потенциальную сосновую рощу? Не посадишь — не узнаешь наверняка. Маленькие зародыши большого бора, спускающиеся с неба.
Стал думать о лете, о смоле, о том, что лучше не присаживаться на корни сосны (хотя это очень удобно) в новых штанах (а в не новых — можно!), и вдруг вспомнил, как заливали смолой крышу нашего многоквартирного дома — это было давно, я был маленьким. На самом деле, конечно, «смолой» это называли бабушка и дедушка, это был битум, может, гудрон. Лето было жарким, там, в недосягаемой высоте, горела горелка и в огромных чанах плавился гудрон, по всему довру пахло (я не знал тогда) производными бензола, и в воздухе летали тёплые прозрачно-чёрные червячки, незаметные для прохожих. Заметить их можно было потом, и каждый раз это столкновение с бывшим невидимкой было очень неприятным. Помню, как сижу в ванне, а мне пытаются извлечь из волос такого вот червячка. А кому-то из домашних червячок сел на новую одежду — отстирать целое дело. С тех пор больше двадцати лет прошло, такого значимого события не повторялось. Крыши сейчас то ли латают кусками, то ли укатывают целиком холодным способом — есть такие мастики. Спустя какое-то время я поднимался на крыши, смотрел на застывший гудрон, от времени он был почти неотличим от асфальта и вызывал удивление — как эта бестолковая проезжая часть, внезапно вознесённая над головами и укрытая от случайных взглядов вообще могла рождать эти эфемерные неприятности? Ничего летучего в ней после остывания и многолетнего охлаждения, выветривания, поливания дождём, конечно, не оставалось. Так и лежит под присмотром неба.
В детстве вообще невозможно было без неба. Оно всегда было рядом, стоило только задрать голову вверх — и вот оно, в рамке из крыш, покрытых гудроном. Или без рамки, если ты бежишь по футбольному полю далеко за домами — низкое в пасмурные дни (потрогаем его руками) и недосягаемо-высокое в солнечные. Именно в солнечный день не взлетел мой самодельный воздушный змей, небо как будто не захотело, чтобы продолжение моей руки выхватило ослепительно-синий кусок из его бескрайнего брюха. В отместку за это следующим пасмурным днём я стрелял вертикально вверх плодами незрелого боярышника из сложной оружейной конструкции (пластиковая пробка от шампанского со срезанным донышком и примотанный к ней непременно синей изолентой напальчник). Некоторые снаряды возвращались и щёлкали по земле рядом со мной, но не все — уверен, часть из них застряла в неповоротливой серо-белой туше.
Так я впервые ранил небо.
Mirrored from Дело мастера Шу.
Каждый раз в этот день мне вспоминается фестиваль анимэ хрен знает сколько лет назад в “35 миллиметрах” — каким-то образом я вымутил туда две проходки и мы с моим лепшим корешем туда завалились. Мы быстро оттуда вывалились, когда стало понятно, что внутри не наливают, а смотреть это второсортие на трезвую голову нереально в принципе. Погода тогда была вообще весенняя против теперешней — всего градусов пять ниже нуля было, а посему мы взяли пива и ещё пива, и вызвали старинного приятеля моего лепшего кореша. Этот приятель был эдакий интеллектуальный скинхед, с которым можно было легко и ненапряжно как попрыгать пого, проламывая чахлый московский ледок, так и обсудить важнейшие экзистенциальные предпосылки в работах Сартра. Мы разговаривали о разном, пока скин не вспомнил, что ему надо поздравить, как мы бы сейчас сказали, “одну тян” и не взялся за мобильник. О, это были не смартфоны в те времена — смартфон был чем-то из фантастических фильмов, потому мучителен был поиск верного словосочетания на клавиатуре, и даже патентованный T9 в этом не сильно помогал. “Желаю тебе из тысячи звёзд”, писал наш герой, и тут же стирал. “А белый лебедь на пруду”, вторил ему мой лепший кореш. Я в другое ухо нашёптывал про “сколько хочешь самоцветов мы с тобою соберём”. В итоге Ромео отверг все длинные версии и написал единственную, показавшуюся ему верной.
“С Рождеством!”
И лучше выдумать не мог.
Mirrored from Дело мастера Шу.
Каждый завсегдатай социальных сетей в дни великих потрясений настолько чувствует сопричастность событиям, что меняет специализацию быстрее и проще, чем это делается в видеоиграх. Не надо искать тренера, не надо платить игровую валюту. Раз — и всё. Футбольный эксперт в дни чемпионата, ведущий застройщик перед открытием олимпийского комплекса, чемпион геополитики сами знаете когда (и сразу же после этого — эксперт по боевым действиям). А теперь у нас все — финансисты. Кроме бедного меня, который не знает, куда вкладывать те остатки былой роскоши, которые приберегались на грамотный пир во время чумы.
Я решил вложить их в вино.
Вином я увлёкся сравнительно недавно — сразу после того, как организм начал говорить мне о том, что ему не очень нравится то количество дубильных веществ, которое в него попадает с различными односолодовыми и напевать избранное из группы «Аукцыон» (про «алкоголизм не шутка»). Последней каплей стала отчётливо донёсшаяся из недр себя после стопочки «Туламора» фраза «лепреконы, встаньте» — я не стал дожидаться плача и уж тем более божбы организма в том, что он потомственный лепрекон и решил с этим делом завязать.
Ну, а ещё я посмотрел фильм «Bobule». Вы мне напомните, я вам про него завтра расскажу.
Да и про само вино я расскажу как-нибудь попозже, сегодня я хотел рассказать про свою первую бутылку вина и косвенную связь её с блогами.
Я хорошо помню свою первую бутылку вина. Это было прекрасным майским вечером — пятнадцать с лишним лет назад. В тот день у нас был «последний звонок» — отгуляв положенное по городу под чутким присмотром учителей, мы вернулись в родной 14-й квартал Ленино-Дачного, где презрели все условности, решили не расходиться по домам, тряхнули мелочью и решили гулять на всё, что вытряхнулось. И вытряхнулось, в принципе, нормально — на две бутылки «Арбатского» (или какого-то из его многочисленных аналогов).
В те времена у школьников не спрашивали паспорт при покупке вина — впрочем, школьники вино и не покупали. Вроде бы, они не покупают его и сейчас — водка дешевле, а энергетическое пойло эффективнее.
С этой парой бутылок мы отправились в Царицынский парк. Москвичи-старожилы ещё могут себе представить тот парк — без лебедей, без многочисленных патрулей, без мощёных дорожек, без новодельных скульптур, но зато с живописной развалиной дворца посередине. Поверьте, в те времена ещё можно было найти брёвнышко (а то и два) на пригорочке с хорошим видом на пруды, и рассесться там многочисленной компанией. Мы, впрочем, были не очень многочисленны. Нас было человек восемь и мы радостно уговорили это несчастное вино. Не помню ни вкуса, ни ощущения, ни опьянения — впрочем, в тот чудесный день мы все были опьянены друг другом, майской тёплой предзакатной тишиной и ощущением, что больше никогда в жизни не надо носить с собой потёртый пакет со сменной обувью.
А что блоги? А вот что. Буквально на следующий день я решил начать вести дневник и надеялся больше его не бросить. Чтобы такие вечера не уходили бесследно, чтобы начать разбираться в себе — кто я такой, с какого я района, почему я такой дерзкий, как отражаются во мне другие люди, почему я воспринимаю окружающее именно так, и где в нас всех та волшебная призма, что впускает в себя свет самого обычного весеннего вечера, через годы превращая его в восьмое чудо света? Дневник, как вы понимаете, это рабочая тетрадь — из него может получиться всё, что угодно. В том числе и записи для блога.
Ваше здоровье.
Mirrored from Дело мастера Шу.
Все имена и клички изменены до неназываемости, все совпадения случайны, но авторским вымыслом не являются ни на йоту.
«Live fast, die young» — распевают наушники неофициальный гимн «Клуба 27». Мне уже поздно, но я знаю тех, кто успел. Не так давно они были рядом — удивительные люди, я не знаю, что они забыли в химии, кроме пипетки с изобутанолом, которым они натитровывались до синевы, когда не хватало денег на что-то этанолсодержащее. «Просто добавь воды, больше воды, ещё больше воды — здесь мало воды быть просто не может, это тебе не фабрика Брынцалова. Проснёшься утром, ещё добавь воды. На старые дрожжи на одной воде затащит». Отложенный канцерогенный эффект? Что нужно знать об отложенном канцерогенном эффекте человеку, который не очень уверен, проснётся ли он завтра?
В промежутках между зверскими алкогольными заплывами они успевали играть металл (с не самым плохим результатом), бегать кроссы (с не самым плохим результатом) и рулить звуком на официальных мероприятиях вуза (с разнообразным результатом). Оп-па, один из моих персонажей срывается с лестницы в радиорубку и с матом выкатывается под ноги проректору, произносящему фразу «Борьба с пьянством среди студентов приносит уверенные плоды — в нашем вузе агрессивно пьющих нет». Это первый звоночек.
Второй — два из троих вылетают за подделку зачёток, допусков и иных аттестационных документов. Прицепом с ними идёт первокурсник, гениально расписывавшийся за вышеупомянутого проректора. Он интересен, но совсем в другом контексте и заслуживает отдельного рассказа. Позже он восстановится и доучится. Преподы будут даже по-своему любить его. «А распишись за Иван Иваныча?.. Иваныч, ха-ха-ха, смотри, вообще твоя подпись, ха-ха-ха. А за Петра Петровича?.. Ха-ха-ха, давай зачётку, поставлю тройку. Или ты сам себе поставишь?.. Ха-ха-ха.»
Третий звонок, страйк — третий вылетает за пьянство, но продолжает бегать на всех мероприятиях за сборную.
Может быть, вас восстановят, но ваша судьба уже где-то написана какими-то лахудрами, и одна из них уже взяла в руки ножницы. Пока что вы появляетесь из ниоткуда ровно в тот момент, когда после пар (а иногда и во время, чего греха таить) я делаю неуловимое движение зажигалкой и с пивной бутылки, похожей на упитанного гопничка, слетает её кепочка. «Чо там, как с настроением? Сообразим все вместе? У нас на литр хватит». Первый из троих философствует — «Я уж щас не тот стал, мне щас подавай водки нормальной, закусь подавай, стакан подавай гранёный». «Скучно сидим, пацаны, не по-панковски — айда с бэнами наперевес отожжём через сквер?.. — Я и так сегодня целый день бегал. За сборную. — Спорт куренью не помеха!.. Дай стрельну у тебя?» «Домой пришёл? Пришёл. Штаны сухие? Сухие. Значит, трезвый!»
Изо дня в день, месяцами — так нельзя. Надо остановиться. Удивительно, но один из них остановился так: в пьяной драке его оппонент выворотил красно-белый восьмигранник «STOP» и… Открытая черепно-мозговая, всё закончилось очень быстро. Ну, то есть, хочется надеяться, что очень быстро.
Второй помянул товарища с третьим, потом ещё, потом на ещё ещё-ещё, а потом захотел выйти из штопора неправильно, без капельниц, добрых докторов и лёгких ноотропов, по-пацански — батарея, наручники, пара суток. Подонковская фраза «убей сибя апстену» всегда имела для меня конкретную визуализацию, правда, вместо стены была батарея. Мне кажется, нужна очень большая сила воли, чтобы уйти из жизни так. Или очень сильная горячка.
Третий всё понял, но совместные занятия идиотизмом — настолько сильная штука, что погут продолжаться ещё очень долго. Сарафанное радио приносило ещё много новостей — то о том, как его застали морозным утром in flagranti с соседским изделием российского автопрома (не уточняя, в радиатор или в трубу), то о встрече одноклассников, после которой наш герой на пару месяцев превратился в Джонни-Красавчика, приударив не за той, за кем надо бы, то о почти детективной истории о проданных гитарах, отобранной выручке и ноге, перееханной таксистом, выручку похитившим… В конце концов слухи стихли и пришло одно, последнее известие. Про сердце.
Иногда, когда я иду определёнными местами в Москве, я вспоминаю вас, мои дорогие идиоты. Вы были полными придурками, вы были настоящим «Клубом 27», и хотя после вас остался всего один запиленный до дыр диск, вы — настоящие рокстарз.
Адская сковорода вам пухом.
Mirrored from Дело мастера Шу.
Удивительным образом так наструктурировал себе свободное время, что не то, чтобы было время на чтение, но и… впрочем, не хочу о грустном. В сентябре я читал:
1. Владимир Орлов “Альтист Данилов”
Это – первая книга цикла “Останкинские истории”. Лет десять назад я уже принимался за неё по чьему-то совету, но книгам, как и вину, должно настать время. Тогда – не смог, что-то остановило. То ли слишком юн был, то ли… Сейчас прочёл с удовольствием. Фантастический реализм и сатирическая фантастика, зима в Москве 70-х, демон, которому больше пошёл бы нимб и музыка, музыка, музыка – в особенности интересны отсылки к музыке экспериментальной. Я получил большое удовольствие. Рекомендую.
2. Барбара О’Брайен “Необыкновенное путешествие в безумие и обратно: Операторы и Вещи”
Книга-автобиография, рассказывающая о полугодовой шизофренической одержимости автора своим подсознанием, воплотившимся в множественные галлюцинаторные личности, взаимодействующие с сознанием автора различными способами. Самое интересное в том, что мы можем видеть, как подсознание продолжает опекать носителя съехавшей крыши. А самое удивительное – Барбара поправилась и написала эту книгу. Простое и увлекательное чтение для тех, кто помнит курс общей психологии и популярные теории психоанализа. Куплю в бумаге, поставлю рядом с Фрейдом.
3. Виктор Пелевин “Любовь к трём цукербринам”
Пелевин снова предсказуемо злободневен. Я полагаю, что его самого это не волнует, но актуальность большей части отсылок и каламбуров в его произведениях уже через год после выхода книги испытывает феномен полураспада, лет через десять же будет вовсе неясно. Кто-нибудь помнит, над кем посмеялся автор во фразе “Рапидшер Вербицкий, математик года по версии GQ”? Здесь то же самое, но судя по тому, как пылают шапочки на русской либеральной общественности (которая хороша лишь тем, что всё, что она может поджечь — это пресловутая шапочка, а всё, что она может устроить — это истерика в комментариях), Виктор Олегович именно ЗЛОБОдневен. Но всё во имя добра, конечно, и уроки дзена для самых маленьких, конечно же, included.
P.S. Именно в связи с Пелевиным мне крайне интересен вторичный книжный рынок в России, который мне ещё предстоит исследовать и о котором я, несомненно, напишу. Дело в том, что шесть или семь прекрасно изданных томов его творчества занимали место в нашем семейном книжном шкафу, сейчас они занимают место на книжных полках в загородной резиденции, но именно занимают, вряд ли у меня возникнет желание перечитывать (ну, разве что, “Generation П”). Отсюда вопрос — возможно ли будет продать их истинным ценителям? Без особой выгоды, просто из любви к искусству. Не обучен я выбрасывать книги, не обучен. И даже оставить их в подъезде на раздачу побаиваюсь.
Mirrored from Дело мастера Шу.
Посмотрели тут замечательный французский мультфильм 2011-го года “Кот раввина” (“Le chat du rabbin”). Замечательный мультфильм, который я могу рекомендовать, как любителям кошек, так и любителям хорошей жанровой анимации.
Всё начинается во французском Магрибе, сиречь Алжире, в 20-х годах XX века. Мусульмане, евреи и христиане живут довольно мирно, но англичанка уже подгаживает, и возвращающиеся с учёбы мусульманские врачи уже загораются идеей исключительности, ради которой можно поступиться запретом на притеснения собратьев по авраамическим религиям, в России уже расстреляли царскую семью и в Алжире можно набрести на кафе, в которое арабам и евреям входить нельзя. Так вот, в эти времена в Алжире живёт вдовый раввин Сфар – не очень грамотный, зато очень верующий. С ним живут: его аппетитная дочь, кот без имени и попугай, который пробудет на экране крайне недолго.
В один прекрасный день кот съедает попугая и начинает говорить. В серой шкуре хитрого животного живёт изрядный тролль и лжец, способный за пару фраз вывести из себя и так не очень счастливого раввина. Например, кот дичайше котирует (извините) Стендаля и требует немедленно устроить ему бармицву, чем вызывает между Сфаром и его учителем теософский диспут на тему “может ли кот быть евреем?”. В дополнение ко всему раввину надо держать экзамен на знание французского языка ради занимаемой должности, а из далёкой России в ящике со списками Торы и Талмуда прибывает на первый взгляд мёртвый (но очень даже живой) русский еврей, грезящий мечтой о тайном африканском городе за пазухой у JHWH, где никому нет дела до того, чёрный ты или белый, лишь бы ты верил… В итоге собирается весьма пёстрая компания в поисках города.
Будет очень много весёлых моментов для любителей культурного бэкграунда — от встречи с Тинтином и его “тупой собакой”, до Алле Альфонса, который непременно получит по лицу от одного из главных героев. Смешного очень много, но будет и настоящая tristesse lumière, если вы понимаете, о чём я. А дорога показана такой, какой и должна быть Дорога. Смысла в конце нет. Смысл есть в Пути.
Крайне рекомендую.
Mirrored from Дело мастера Шу.